Национализация истории в Украине
Лекция Георгия Касьянова
From Polit.ru: "Мы публикуем полную расшифровку лекции доктора исторических наук, заведующего отделом новейшей истории и политики Национальной Академии Наук Украины, профессора Киево-Могилянской академии Георгия Касьянова, прочитанной 13 ноября 2008 года в клубе — литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру». Лекция продолжила тему исторической памяти и исторической политики."
Георгий Владимирович Касьянов родился в 1961 г. Закончил Киевский государственный педагогический институт (1983), аспирантуру Института истории Украины. Доктор исторических наук (1993). Стажировался в Гарварде и Кембридже, Лондонском и Хельсинкском университетах, Университете Монаша (Мельбурн, Австралия). Автор книг «Українська iнтелігенція 1920-30-х років: соціальний портрет та історична доля» (1992), «Українська інтелігенція на рубежі XIX-XX ст.: Соціально-політичний портрет» (1993), «Iсторiя України: нове бачення» (1996), «Незгодні: українська інтелігенція в русі опору 1960-80-х років» (1995), «Теорії нації та націоналізму (1999), «До питання по iдеологiю ОУН» (2003), «Украина 1991 - 2007. Очерки новейшей истории» (2008). Соавтор ряда коллективных трудов по истории Украины.
Текст лекции
Я последние несколько лет занимаюсь способами переписывания истории на постсоветском пространстве. Главное, о чем я хочу поговорить, – это процесс национализации или, как его еще называют, приватизации истории. Содержание этого процесса заключается в следующем. Ранее общая история отделяется в сепаратную и превращается в национальную историю, которая вступает в конфронтацию с общей историей. Этот процесс продолжается уже почти 20 лет в Украине. Сначала я дам ретроспективу, а потом поговорю о внутренних составляющих. О том, как это выглядит методологически, теоретически и какие встречаются наиболее экстремальные проявления этого процесса. Итак. Происходило это в Украине по, более или менее стандартному сценарию. Но сразу скажу, что национализация истории в Украине – это скорее возвращение к стандартным интерпретационным схемам конца XIX – начала XX вв. Считалось даже хорошим тоном у историков писать в предисловиях к своим работам, что «мы стоим на твердом фундаменте школы Грушевского». Очень важный момент в этом сепарировании своей истории от ранее общей, общесоветской, заключается в том, что это была схема реверсивной истории. Стандартная схема реверсивной истории предполагает проекцию настоящего положения дел в прошлое. Интересно, что это обозначилось и в самой логике обращения к историческому материалу. Пересмотр и переписывание своей истории начались, конечно же, со сталинизма, потом перешли к периоду украинской революции 1917-1921 гг., потом - к дореволюционному периоду, к казачеству и к Киевской Руси. Таким образом, была восстановлена (или заново построена) линейная история Украины в ее суверенном варианте. Важной составляющей процесса с 1980-х гг. было то, что он был очень четко увязан с политической конъюнктурой. Национал-демократическая интеллигенция была ферментом этого процесса. Она начала отделение, точнее, эмансипацию украинской истории. Ведь при СССР не было истории Украины. Была история УССР в качестве «краеведческого» курса.
В 1989-1990-х гг. история стала использоваться как политический аргумент. В 1990-м году был пик уничтожения памятников Ленину, демонстраций, связанных с историей, прежде всего, с советской. В 1990 праздновалась годовщина Запорожской Сечи, мероприятия сопровождались колоссальным антикоммунистическим подъемом. История была аргументом в дискредитации правящей партии и в обосновании претензий УССР на большую автономию и суверенитет. Активно используются исторические аргументы, чтобы показать обособленность Украины от общего пространства. Именно в этот момент начинают разрабатываться концепции, которые имели националистическое содержание и потом вполне комфортно вошли в курсы истории и официальную идеологию. На рубеже 90-х гг. произошла окончательная суверенизация истории. Через неделю после принятия Декларации о суверенитете УССР, в июле 90-го года, с благословения Политбюро ЦК КПУ была принята программа развития исторических знаний и изучения и пропаганды истории УССР. Это был очень интересный микс идей, стандартных форм, позаимствованных из диаспорной историографии, которую до этого называли «буржуазно-националистической», и так называемых марксистских форм. С этого момента история Украины становится самостоятельной и как предмет исследований, и как предмет изучения в школах.
Тут Украина стала независимым государством, и историки приступили к созданию «официальной версии истории». Процесс развивался по стандартной непритязательной логике. Здесь можно выделить следующие компоненты. Первое – возвращение к столпам народнической историографии конца XIX-го века. Второе – массовый наплыв диаспорной историографии на Украину. Третье – создание стандартной, официальной версии истории Украины, которая с тех пор существует в неизменном виде, по крайней мере на уровне школьных программ. Этот процесс, конечно, сопровождался некоторыми экстремальными проявлениями. Например, в 93-м году пытались ввести курс «научного национализма» в вузах. Предложили этот курс бывшие преподаватели научного коммунизма и истории КПСС. Происходило достаточно формальное замещение старых структур, институций и даже портретов новыми. Был такой курьезный случай. В одном из «головных» исторических учреждений делали ремонт, красили стены и осталось пятно от портрета Ленина. И сделали потрет Грушевского и повесили на это же место. История КПСС фактически трансформировалась в нормативный курс истории Украины. На первом году обучения в вузах это обязательный курс, с такими же функциями индоктринации и воспитания «гражданского самосознания». Читают его бывшие преподаватели истории КПСС или научного коммунизма. Можно сказать, что к началу 90-х гг. процесс национализации завершился. Стандартная схема (или исторический канон) существует и представляет собой набор не очень интересных интерпретационных и познавательных форм, о которых я бы хотел сейчас сказать.
Прежде всего, стоит обратить внимание на методологическую сущность национального канона. Он по определению должен быть телеологическим. Тут никаких особых проблем не было, поскольку в сознании историков существовала формационная телеология из того варианта марксизма, который практиковался в СССР. Телеология была бы нефункциональной без довольно радикального варианта эссенциализма, предполагающего наличие некоей трансцедентной идеи нации, которую историкам нужно лишь правильно «охватить», для чего требуются «правильные» понятия и категории.
Соответственно, в рамках этого канона, когда возникает вопрос об отсутствии государственности (или нации) в течение тысячелетий, задачей историка становится не объяснить то, почему нация или «ее» государство есть, ведь она существует постоянно, вне времени, а объяснить, почему ее иногда нет. И тогда в научный инструментарий вводятся такие понятия, как «национальное возрождение».
И это приводит нас к следующей очень важной черте национального исторического канона. В его риторике преобладают не научные формулы, а метафоры и идеологемы. «Национальное возрождение» - это классический пример инсталляции метафоры в научный язык. В 1990-е годы это произошло абсолютно безболезненно: и в преподавании, и в научных исследованиях идеологическая метафора, продукт «национального проекта» XIX века, замечательно прижилась как одно из центральных понятий, объясняющих «наличие отсутствия» нации и национальной государственности и компенсирующих моменты прерывности в заведомо непрерывной истории существования той самой нации. И теперь в школьных программах есть отдельная глава, посвященная «национальному возрождению», а в системе высшего исторического образования существует даже такой специальный курс.
Еще одна важная черта канона – это этноцентричность, культурная и этническая эксклюзивность. В такой стандартной схеме главным актором является своя нация. Все остальные либо отсутствуют, либо игнорируются. Иногда, когда необходимо присутствие другой нации, она служит либо фоном, либо антитезой своей нации, которая мешает своей нации реализовать свою сущность. В таком варианте история Украины – это история этнических украинцев. При всей комфортности такого подхода для проповедников упомянутого канона, все же постоянно возникает некое неудобство. Для внешнего наблюдателя всегда возникает проблема того, кто же такие «этнические украинцы». Ведь универсального критерия, подходящего под «украинский миллениум», не существует, — как найти этнических украинцев, к примеру, в Киевской Руси?
Еще одна важная черта – это линейность и абсолютизация непрерывности собственной нации. В более радикальном варианте предполагается, что украинская нация существовала всегда, по крайней мере, в рамках обозримой и описываемой истории. В более мягком – она существует с перерывами. Но эта прерывность перечеркивается тем, что автохтонный народ (украинцы) существовал всегда. А государство – не всегда. И, конечно, очень важная черта – это стремление удлинить свою историю. Наиболее радикальная форма, которая стала популярна в последнее время, – это обращение к Трипольской культуре. В некоторых вариантах, правда, не связанных с профессиональным историописанием, украинцы представлены как арии или даже как некие библейские народы.
Еще одна черта – это навязчивое стремление позиционировать себя в дихотомии «Восток-Запад». Хотя к Западу историки, исповедующие стандартный канон национализированной истории, относятся достаточно подозрительно, неотъемлемой чертой любого утверждения здесь является «европейскость» украинской нации. Тут возможны варианты. Например, «европейскость» подтверждается некоей извечной демократичностью украинской нации. Демократичность здесь – это, например, вечевой строй, казацкая христианская республика, первая в истории всего мира Конституция. Итак, размещение своей нации между Востоком и Западом с уклоном на Запад и с недоверием к нему является очень важной чертой канона национализированной историографии.
Как все это функционирует? Достаточно просто. Сама логика существования нового национального или «национализирующего» государства предполагает спрос на такую схему истории. Это существует в школьных и вузовских курсах. В рамках этой схемы работают вполне уважаемые историки, имеющие хороший статус.
Но в последние лет десять стандартная схема подвергается серьезным атакам, размыванию со стороны тех же украинских историков, часть которых не удовлетворяет интеллектуальная скромность этого канона. Они хотят чего-то большего. Поразительно, что прямых дискуссий не происходит. Разве что в 93-м году, когда был круглый стол во Львове о проблемах формирования украинской власти. Больше открытых дискуссий не было. Канонический дискурс функционирует в рамках официальной схемы истории, неканонический существует самостоятельно. И сам, кстати говоря, институционализируется в журналах, институтах и т. д.
Следующая тема - национальный нарратив и политика истории. Политика истории – понятие относительно новое для украинской историографии. В 90-е годы политики истории как таковой еще не было. Она возникла как бы сама собой. Была своя логика в этом процессе – историки сами, без каких-то указаний, поняли, что им делать. И делали. Это началось еще при Кучме. Но тогда это имело тогда чисто практический характер, поскольку Кучма интересовался историей для своих текущих интересов. С 2005-го года началось более активное использование истории в государственной политике и политике вообще. Конечно, предвестником был 2003-й год, когда возникли очень острые дискуссии с поляками по поводу Волынской резни. Тогда же начались интересные вещи. Институт стратегических исследований при президенте Украины издал брошюру, которая в год России и Украины выглядела очень комично. Там фактически на основе исторического материала говорилось, что Россия – это враг Украины, что Россия лишила Украину государственности в XVII веке. При этом на государственном уровне отмечалась годовщина Переяславской Рады.
В брошюре содержались настоящие терминологические перлы о том, что Богдан Хмельницкий построил парламентскую республику, ввел президентскую форму правления, бездефицитный бюджет и т. д. – заметим, что избыток анахронизмов также является отличительной чертой канона национализированной истории.
На 2003-й год приходится скандал по поводу учебников, когда вице-премьер российского правительства предложила взаимно пересмотреть учебники и убрать оттуда ксенофобские моменты. В Украине часть историков и общественных деятелей решили, что это попытка России переписать украинские учебники. У меня лично требовали подписать открытое письмо протеста. Я отказался, поскольку не знал сути предложений. Потом это все как-то успокоилось. Но 2005-й год знаменует собой активизацию политики истории со стороны власть имущих. Здесь Вторая мировая война, Голодомор. Сейчас видна инсталляция Голодомора практически как формы гражданской религии для части общества. Идет масштабный проект по созданию системы символов, памятных мест, общественных реакций и т.д. Идет как международная кампания, так и внутри Украины. Одна только Книга Памяти чего стоит! Это колоссальный проект! Конечно, надо упомянуть о создании института национальной памяти.
Последствия активизации политики памяти очевидны. Это некоторые проблемы с Польшей и Россией, где в свою очередь наблюдается серьезное обострение синдрома исторической памяти — как на уровне высшей власти, так и на уровне общества. Идет война историй и репрезентаций историй с обеих сторон. Причем, с обеих сторон война несправедливая. Историки попали в необычную ситуацию. Раньше можно было высказывать абсолютно любые точки зрения о любом историческом моменте. Сейчас в Украине вас тоже никто не будет преследовать за публичные высказывания, не совпадающие с официальной политикой истории. Но силовое поле вокруг этого есть. Когда моим коллегам и мне приходится высказывать соображения по поводу Голодомора и политики памяти, нас часто спрашивают: «А вы не боитесь?» Пока мы не боимся. Но осадок есть. Есть еще один важный тезис. Политика памяти в Украине не является системной. Она очень спонтанна. Она связана со вспышками текущих политических потребностей и с памятными датами. Вот пройдет 75-я годовщина голода 32-33-го гг. - и все значительно успокоится. Системной политики памяти пока нет, несмотря на создание института политики памяти. Собственно, все. Спасибо.
No comments:
Post a Comment